Ульяна ворвалась в квартиру, словно вихрь, несущий с собой не только свежесть, но и неистовое предчувствие грозы. Тончайшее платье, словно сотканное из лунного света, трепетно облегало её тело, боясь спугнуть мимолетное тепло. Чёрные, как ночь, чулки завершали этот портрет, от которого у Сергея перехватывало дыхание, стоило ей лишь переступить порог. Лёгкая улыбка тронула её губы, но в глазах, глубоких и влажных, как утренняя роса, таилось обещание чего-то большего, чем простое "здравствуй".

— Серёжа... — её голос, тихий и обволакивающий, словно шёлк, пробежал по его коже морозцем предвкушения. — Здесь так душно, я сейчас в душ.

Она скользнула в сторону ванной, но Сергей не смог устоять. Руки обвились вокруг её талии, пальцы судорожно вцепились в невесомую ткань платья, словно пытаясь удержать ускользающее счастье. Она обернулась, и её губы коснулись его – мягкие, трепетные, как лепестки распускающейся розы, и сладостные, словно она была сотворена из самой мечты.

— Не сейчас... — прошептала она, но её слова лишь подлили масла в огонь.

Он сорвал с неё платье, не внимая на едва слышимый протест, и она оказалась в его объятиях, хрупкая и желанная, словно сон, который он боялся потерять. Кожа её пылала, губы жадно ловили воздух, когда он опустил её на пол в гостиной. Её стон наполнил комнату, когда он вошёл в неё, её тело то отталкивало, то манило, сплетаясь в едином, неудержимом порыве.

— Серёжа, подожди... прошу... — её голос дрожал, словно натянутая струна, готовая оборваться в любую секунду, но он уже не владел собой.

Она обвила его руками, ноги крепко сжали его талию, губы прильнули к его уху. Она шептала что-то бессвязное, но он уже не слышал слов, лишь её дыхание, её тепло, её тело – единственная реальность, существующая в этот миг.

Он погружался всё глубже, её стоны становились громче, пальцы царапали спину, оставляя на ней знаки, которые он будет разглядывать после, с нежностью и трепетом. Ульяна была его, и он принадлежал ей – вот вся истина, вся суть.

— Я не могу остановиться... — выдохнул он, произнося её имя, как молитву.

— И не надо... — ответила она, утопая в его взгляде, теряясь в глубине его глаз.

Ульяна принадлежала ему, он – ей, и в этот миг, кроме них, не существовало ничего.

Ульяна выгнулась в отчаянном порыве, пальцы, словно корни деревьев, вцепились в паркет, оставляя на нём алые росчерки. Воздух в комнате стал густым от их смешанного дыхания, пьянящего аромата её духов. Сергей почувствовал, как её тело сжимается вокруг него, словно стремясь удержать, поглотить.

— Ты... — её голос сорвался, превратившись в стон, когда он изменил угол, — ты мучаешь меня...

Он нежно прикусил её шею, чувствуя, как под кожей бьётся пульсирующая жилка. Вкус соли, жара, дрожь – всё слилось в единый, безумный ритм.

— А если и так? — прошептал он, сжимая её бёдра.

Её смех перешёл в крик, когда он резко поднял её, прижав к стене. Платье, брошенное на полу, казалось реликвией из другой жизни.

— Держи меня, пожалуйста, крепче... — выдохнула она, обвивая его шею руками.

Ноги её дрожали, но он не позволял ей упасть, каждый толчок заставлял её вздрагивать. В зеркале напротив мелькали размытые отражения – сплетённых, влажных, обуреваемых страстью тел.

— Я тебя... — он не успел договорить, потому что она накрыла его губы жадным, требующим поцелуем.

Пальцы в его волосах, царапины на спине, прикусы на плече – всё горело ярче любой боли. После останутся синяки, ссадины, знал Сергей, но он будет носить их как знаки отличия, как свидетельства этого безумия, этой любви.

— Не останавливайся, — прошептала Ульяна, и её голос звучал словно приговор, которому он был рад подчиниться.

Он повиновался.

Ульяна выгнулась в отчаянном порыве, пальцы, словно корни, вцепились в паркет, оставляя за собой алые росчерки. Воздух дрожал, насыщенный их жарким дыханием, смешанным с дурманящей сладостью её духов. Сергей чувствовал, как её тело обхватывает его, словно пытаясь сохранить в себе, не дать ускользнуть.

— Ты... — голос её сорвался, утонул в стоне, когда он изменил угол, — ты мучаешь меня...

Он прильнул к её шее, ощущая пульс под кожей, как трепет крыльев отчаявшейся птицы. Вкус соли, обжигающий жар её кожи, дрожь, пронизывающая всё её существо, сплелись в единый, безумный ритм.

— А если и так? — прошептал он, сжимая её бедра, чувствуя, как в ответ напрягается каждый её мускул, будто готовый взорваться от переизбытка чувств.

Смех её превратился в крик, в мольбу, когда он резко поднял её, прижав к холодной стене. Платье, брошенное на полу, казалось осколком забытого мира, не имеющего ничего общего с бушующей страстью.

— Держи меня, пожалуйста, крепче... — выдохнула девушка, обвивая его шею руками, словно ища спасения. Ноги её подрагивали от напряжения, но он не позволял ей упасть, каждый толчок отдавался дрожью, пронизывающей до костей. В зеркале напротив плясали их отражения — сплетенные, влажные от пота, безудержные в своем желании.

— Я тебя... — начал он, но она прервала его, накрыв его губы жадным, требовательным поцелуем. Пальцы её судорожно сжимали его волосы, ногти царапали кожу, зубы оставляли на плече отметины, горящие ярче любой боли. Сергей знал, что после останутся синяки – знаки их безумства, метки, которые он будет носить, как награду.

— Не останавливайся, прошу... — прошептала она, и в голосе её слышалась мольба, приказ, отчаяние.

Он повиновался, потому что не мог противиться этой силе, этой жажде, этой любви.

Ее дыхание стало рваным, горячим и влажным, словно дыхание разъяренной стихии, несущей разрушение и обновление. Сергей чувствовал, как каждый её мускул напряжён до предела, как натянутая тетива лука, готовая выпустить стрелу. Он двигался с неукротимой силой. Стена, к которой она была прижата, дрожала вместе с ней, словно свидетель их безумства. От каждого его толчка Ульяна издавала звук, похожий на смесь крика и мольбы, звук, проникающий в самое сердце, лишающий разума, разжигающий пламя желания.

— Ты знаешь, что делаешь со мной? — её голос дрожал, но в этой дрожи звучала и непоколебимая уверенность, признание в полной власти над ней.

Он прижал её к себе ещё ближе, чувствуя, как их тела сливаются, как пот смешивается, образуя липкий узор на разгоряченной коже. Парень не ответил словами, вместо этого опустил голову к её груди, прикусывая нежную кожу, вызывая вздох, дрожь, проносящуюся по всему телу. Её руки скользнули по его спине, оставляя следы, словно когти дикой кошки, очерчивая границы его власти.

— Серёжа. .. — она выдохнула его имя, как заклинание, и он почувствовал, как её тело сжимается вокруг него всё сильнее, как будто он – единственная опора в этом бушующем мире.

Его руки скользнули под её бёдра, поднимая её выше, чтобы изменить угол, углубить проникновение, и она закричала, её ногти впились в его плечи с отчаянной силой. Зеркало напротив отражало их сплетённые тела — две фигуры, слившиеся в едином, бешеном танце, где не было места для мысли, лишь для первобытных чувств.

Её губы нашли его шею, её зубы впились в кожу, и он застонал, чувствуя, как боль смешивается с удовольствием, как грань между ними стирается.

Он чувствовал, как её дыхание становится всё более прерывистым, словно ветер, бьющийся о неприступные скалы. Его губы скользнули по её шее к уху, и он почувствовал, как она содрогается от каждого прикосновения, как поддаётся его власти.

— Ты знаешь, что я никогда не остановлюсь, — прошептал он, и в его голосе звучала и угроза, и обещание, и мольба, слившиеся воедино.

Её пальцы впились в его волосы, тянули его ближе, словно боялись, что он отступит, оставит её наедине с этим обжигающим пламенем. Но он не отступит. Его рука опустилась ниже, нежно коснулась внутренней части её бедра, и Ульяна застонала, её тело напряглось, как тетива лука, готовая выпустить стрелу.

— Дай мне всё, — просила она, её голос дрожал, но в нём была твёрдость, та самая, которую он обожал в ней, та самая, которая заставляла его терять голову.

Вместо ответа он накрыл её губы своими, поцеловал так, словно пытался выпить её душу, словно хотел слиться с ней в одно целое. Его язык ворвался в её рот, смешался с её дыханием, и она ответила ему с той же яростью, с той же неутолимой жаждой.

Его рука скользнула между её ног, и он почувствовал, как она уже готова, как она ждёт его, изнывая от желания. Он не заставил её ждать. Его пальцы вошли в неё, и она закричала, её тело изогнулось в дугу, словно капля воды, готовая сорваться вниз.

— Больше, — прошептала она, её глаза горели, словно раскалённые угли, в них отражалось его собственное безумие.

Он улыбнулся ей, наклонился к её уху.

— Ты уверена, что выдержишь?

Ульяна засмеялась, но смех её тут же перешёл в стон, когда Серёжа вошёл в неё снова, на этот раз глубже, сильнее, заполняя её собой до краев. Её ногти впились в его плечи, оставляя следы, которые он ощущал даже сквозь терпкую боль.

— Я... я не хочу, чтобы ты останавливался, — выдохнула она, её голос дрожал, но в нём была сила, которая сводила его с ума, сила её желания.

И он не останавливался. Его тело двигалось в такт её стонам, и он чувствовал, как она теряет контроль, как её мир сужается до него, до этого момента, до этого безумия.

И он был готов утонуть в этом безумии вместе с ней, разделить с ней этот момент, этот взрыв чувств, эту бурю страстей.